По современному Лондону, точнее по его не самой престижной периферии, ездит цугом неказистый деревянный ящик на колесах размером с двухэтажный дом. Конструкция периодически раскладывается в передвижную сцену, на которой группа не внушающих доверия комедиантов в составе нетрезвого дедушки-гипнотизера (Кристофер Пламмер), шустрилы-фокусника (Гарфилд), циничного карлика (Тройер) и барышни с внешностью инопланетной куклы (Коул) пытается развлечь публику "самым удивительным шоу в мире" — чем-то средним между цирком, вертепом и сеансом спиритизма. Магический дед, собственно доктор Парнас, отвечает за гвоздь программы — волшебное зерцало, за умеренную плату отправляющее добровольцев в мир их собственных фантазий.
Процветать нехитрому шоу-бизнесу, придуманному, судя по костюмам труппы, еще в средние века, мешают факторы, из которых складывается интрига фильма. Экономический: клиентами Парнаса оказываются большей частью посетители местных супермаркетов — английские домохозяйки, лишенные воображения напрочь. Возрастной: доктору стукнула тысяча лет — срок, за который даже самая творческая работа успевает превратиться в каторгу. А также договор с дьяволом (Том Уэйтс) — саркастичным типом в котелке, обожающим посоревноваться с доктором в числе человеческих душ, перетянутых на свою сторону. Помочь Парнасу переплюнуть черта должен Тони (Хит Леджер) — таинственный незнакомец, укравший деньги у русской мафии.
В принципе, те, кого не оставляла надежда, что самое неудачное для Терри Гилльяма десятилетие должен увенчать, в конце-то концов, какой-нибудь опус магнум, уйдут с его "Воображариума" вполне довольными. Фантазия художника, стесненная уже не продюсерским идиотизмом, а некоторой собственной усталостью (все эти визуальные роскошества мы уже видели в "Бандитах времени" и "Приключениях барона Мюнхаузена") действительно разыгралась не на шутку, притом на фирменном гилльямовском материале. Во-первых — барочной комедии дель арте со всеми вытекающими отсюда символами и аллегориями: магическими зеркалами, злыми карликами, хитрыми бесами и эзотерическими проходимцами. Во-вторых — старом добром цирке Монти Пайтона, в эстетике которого нарисован мир воображаемого зазеркалья, куда герои фильма периодически заныривают. Образы героев, пусть и при весьма грустных обстоятельствах, тоже начинают размножаться по барочной линии: умершего во время съемок Хита Леджера с большим энтузиазмом дублируют в зазеркалье Джонни Депп, Джуд Лоу и Колин Фаррелл.
Путаница, как и положено в барокко, в определенный момент здесь возникает жуткая, но, несмотря на избыточное число действующих лиц, сюжетная конструкция — обычная головная боль для Гилльяма — получилась в "Воображариуме" вполне устойчивой. Причина, по которой его опус магнум начинает в какой-то момент трещать по швам, как и передвижной театр доктора Парнаса, развалившийся на отдельные детали, когда лошади понесли ово весь опор, это, скорее, избыточность задач, поставленных автором перед собственным творением. Так, главная, выстраданная Гилльямом идея, что художник — всего лишь ловкий медиум, возбуждающий в головах у зрителя его собственные фантастические контуры — обречена на явный неуспех в консьюмеристскую эпоху "Аватара", когда единственное усилие, которое нужно проявить воображению зрителя — это не промахнуться большими очками мимо.
Горькая шутка, прозвучавшая по выходе из зала, что в сценах зазеркалья Гилльяму не хватило 3D, точно схватывает суть вопроса. Гилльям, большой, старомодный Гилльям, в общем-то мало поменялся как художник, испытывая публику той же самой магией, что двадцать лет назад. Изменились скорее всего мы, запрыгивающие в то же зеркало уже не с такой охотой. Вопрос — в лучшую ли сторону. В воображаемой битве дьявольски неудивительного "Аватара" с удивительным, но несколько пообветшавшим "Воображариумом", чей главный гипнотизер, к тому же, не всегда в хорошей форме, больше душ оказывается на стороне первого. И от этого, положа руку на сердце, совсем не весело.
Войти
