Москва, 1974-й год. Сергей — студент пединститута, таскает в комиссионку книги дедушки-археолога, на вырученные рубли покупает «вранглер», которым, в свою очередь, соблазняет однокурсниц. Оставшаяся наличность уходит на рестораны, пластинки «Роуллинг Стоунз», купленные из-под полы с риском загреметь в милицию и билеты в «Таганку», где дают «Гамлета» с Высоцким. Поссорившись с любимой девушкой, Сергей сбегает с практики в Гагры, где устраивает дебош. А потом в Среднюю Азию посмотреть на дедовы раскопки и понять, что СССР, как и Хорезм, тоже канет в Лету.
На пресс-конференции после показа «Исчезнувшей империи» режиссера Карена Шахназарова спрашивали, и почему он не показал лицо главного героя через тридцать лет после 1974-го, времени действия картины («актер переиграл, пришлось поработать ножницами»). И предвидел ли он распад СССР («не предвидел»). И не испытывали ли взаимную антипатию «Слава КПСС», группа «Роулинг Стоунз», которой торговали из-под полы, и Федор Михайлович, которого проходили в школе («не испытывали, и вообще, знаете ли, такие вопросы нам на комсомольских собраниях задавали»).
Единственное, о чем удивительно мало спрашивали Шахназарова — в каких точно отношениях состоят его «Исчезнувшая империя» и фильм «Курьер», чье действие происходит десятилетием позже в той же самой империи СССР. Вопрос отнюдь не схоластический, памятуя о нынешней установке партии и правительства на восстановление того, что у Карена Шахназарова, мужа не только творческого, но и государственного, трактуется как «исчезавшее», или «уже исчезнувшее», три десятилетия назад.
Но зачем давить на автора и поминать старый хит — лидер проката и лучший фильм 1987 года по опросу «Советского экрана» (что, в отличие от нынешних бокс-офисов тогда кое-что да значило)? То, что «Исчезнувшая Империя» — зеркальное отражение лучшего, пожалуй, шахназаровского фильма, расцвеченное изумительным «кодаком» оператора Шандора Беркеши, повторяющая черты оригинала вплоть до дежавю, видно и так.
Исполнителя главной роли явно и сознательно подобрали по критериями почти стопроцентного физиогномического сходства с курьером Иваном 1986 года выпечки. Студент-балбес прекрасно справившегося со своей ролью Александра Ляпина вышел симпатичный, но отмахаться от флегматичной харизмы Федора Дунаевского, застрявшего между окончанием школы и непоступлением в институт, не получилось — ни у него, ни у зрителей. Дежавю. Мать-разведенка главного героя вспоминает загулявшего отца — вечного командировочного представителя романтической профессии (в «Курьере» он работал этнографом в зарубежных джунглях, здесь — археологом в советской Средней Азии). Ольга Тумайкина также точна и убедительна, но, кажется, совсем недавно в ту же стенку с отставшими обоями смотрела неподвижным взглядом готовая разрыдаться над женской долей Инна Чурикова. Дежавю. Да и разница между 74-м и 84-м представляется не такой уж существенной, по правде говоря. Много ли, положа руку на сердце, найдется знатоков (кроме, конечно, изумительного художника фильма Людмилы Кусаковой, работавший еще над «Покровскими воротами»), различающих с первого взгляда особенности начертания «Славы КПСС»? Для тех, кто там не жил и дыма советского отечества не нюхал, подобные нюансы относятся к разряду эзотерических. Торговля «вранглером» с риском загреметь на зону — эзотерика тем более. А для тех, кто нюхал, так ли уж принципиально, что брейкданс поменяли на «Шизгару», а страшную «копейку» на любовно отреставрированный «москвич» (несколько раз занимающий у Шахназарова почетное место в кадре)? Подумаешь, большая разница. Дежавю.
Подобные сравнения можно развивать и дальше, однако при всем удивительном внешнем сходстве, генотип этих фильмов не совпадает ни в одной молекуле. Главное отличие: своему герою 74-го года исполнения режиссер Шахназаров не подарил того, что в юноше-курьере образца 86-го можно определить как точнейшую сопричастность времени. Там она развивалась не из «Славы КПСС», преследующем «Роулинг Стоунз» и джинсы, а из конфликта отцов и детей — безотказного как всегда. На кону стояло будущее главного героя, его «другая страна», о которой тосковал Иван, упражняясь в метании копья, подаренного исчезнувшим в джунглях отцом-романтиком. Благодаря этой цене вопроса, а не брейкдансу и девушкам с начесами, «Курьер» продержался двадцать последних лет, нисколько не устаревая. От «Империи» же остается ощущение, что малейший намек на конфликт и «цену вопроса» тщательно изгонялся авторами за пределы кадра. Отца, алиментчика и бунтаря из джунглей, поменяли на уютного дедушку-археолога (Джигарханян), вспоминающего, как он дрался на саблях в двадцать каком-то году прошлого столетия. Сергей с ним дружит. Он вообще со всеми дружит, и даже преподаватель истории партии злобный профессор Григорьянц — не такое уж исчадие ада, чтобы лишать себя душевного спокойствия перед тем, как отправиться на толкучку к фирмачам покупать вожделенные американские штаны.
За неимением (точнее — изгнанием) прочих движущих сил сюжета, Шахназаров сосредоточил свое внимание на вечном. То есть на любовном треугольнике, который пережил Хорезм (открытый археологом Джигарханяном), и «Славу КПСС», и энергетическую сверхдержаву — тоже, дай бог, переживет. По большому счету, такое мещанское пораженчество совсем не компенсирует отсутствие в фильме национальной идеи, чья цена поднималась бы выше ста рубликов, отданных Сергем за «пласт роллингов» — подарок девушке, на поверку жульнически оказавшийся «Лебединым озером» Чайковского.
Но, с другой стороны, пусть и невольно, но в «Исчезнувшей Империи», как и в «Курьере», тоже блещет своя историческая мудрость. Вот через надцать эдак лет, когда иссякнут углеводороды, о чем будут вспоминать россияне на «Одноклассниках.Ру», вращая под столом динамо-агрегат на велоприводе? О том, как Петя влюбился в Катю, а Катя полюбила Надю. Это и есть счастье. Какая кому будет разница, что когда-то они не сходились во взглядах на план Путина?
Войти
